Теперь здесь ислам
От того, удастся ли европейским государствам интегрировать растущее мусульманское население, во многом зависит не только будущее Европы, но и судьба самого исламского мира.
В середине сентября в немецком Кельне прошли массовые столкновения между сторонниками и противниками строительства мечети — весьма презентабельного сооружения с двумя 55−метровыми минаретами. Полсотни участников демонстрации под лозунгом «Остановим исламизацию!» даже не смогли приблизиться к месту проведения митинга, определенному властями. Им помешала сорокатысячная толпа леворадикалов, заполнивших центр города и протестовавших уже против антиисламского протеста.
Одетые в импровизированную форму леваки выискивали среди прохожих людей, показавшихся им «подозрительными фашистами», требовали дать объяснения, куда они идут, угрожали. Жертвами левой демонстрации стали пятнадцать раненых полицейских. Задержав около 400 леваков, полиция поняла, что не может контролировать ситуацию, и отменила разрешение на проведение демонстрации против строительства мечети.
Даже традиционно весьма скептически относящиеся к праворадикалам немецкие газеты вынуждены были констатировать: день, когда толпа агрессивных леваков вынудила власти запретить мирную демонстрацию протеста, стал днем поражения демократии.
Самое же удивительное, что столкновения в Кельне не были конфликтом исламистов и христиан. В ходе кельнских событий этнические немцы (леваки-атеисты) избивали этнических немцев (праворадикалов-атеистов). Побоище произошло из-за того, что сами европейцы очень по-разному понимают ислам и его роль в Европе.
Вздох мавра
С холма Альбайсин, где расположен бывший еврейский квартал Гранады, открывается изумительный вид на крепость Альгамбру, цитадель местных эмиров, и заснеженные вершины хребта Сьерра-Невада позади нее. Туристы, собирающиеся там перед закатом, очень удивляются, когда в католической Испании вдруг слышат зазывную песнь муэдзина. С 2006 года в Альбайсине действует мечеть — первая в Гранаде с 1492 года, когда эмир Мухаммед XII сдал город испанцам. Согласно легенде, уходя к морю, эмир остановил своего коня на горном перевале и обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на Гранаду. С тех пор перевал называется «Последний вздох мавра».
Страх перед исламизацией Европы во многом вызван тем, что мусульман, а чаще мусульманок, постоянно встречаешь на улицах. Их внешний вид просто не может остаться незамеченным. А теперь еще мусульмане начинают строить большие мечети
Теперь, с возвращением в Гранаду мечети и мусульман, выясняется, что вздох этот был не последним. Мечети опять приходят в Европу. Они возвращаются туда, где когда-то их было много (согласно средневековым летописям, на рубеже первого и второго тысячелетий в Кордобе действовало 1000 мечетей, а в Палермо — 300), и появляются там, где их никогда не было. Мечети можно обнаружить среди рабочих городов северной Англии и на небогатых окраинах Стокгольма, Копенгагена или Амстердама. Минареты, женские платки-хиджабы и арабская вязь стали частью городского пейзажа по всей Европе. Мусульмане избираются в парламенты и создают свои компании, идут служить в полицию и в армию, преподают в светских университетах и в религиозных медресе, становятся все более очевидной частью населения Европы.
Исламофобия в самых разных формах — от мягкой, простого непонимания, до серьезной, включая поджоги мечетей и убийства, — стала реакцией европейских обществ на возвращение ислама.
Пессимисты предсказывают тотальную исламизацию европейских стран и пишут книги, в которых собор Парижской богоматери превращается в мечеть, указывая на исторический прецедент Святой Софии в павшем в 1453 году Константинополе. Но более пристальный взгляд на ислам и мусульман в Европе показывает, что опасаться, по крайней мере в обозримой, в несколько поколений, перспективе, европейцам нечего.
Да, ислам все больше присутствует в Европе и в некоторых городах становится доминантной религией. Но единство европейских мусульман, их чрезмерная религиозность и коварные планы исламизации — все эти аргументы не выдерживают критики. Европа меняется в связи с присутствием миллионов мусульман на ее земле. Но мусульмане, оказываясь в Европе, тоже сильно меняются. И абсолютное их большинство не желают менять тот социально-политический уклад, который позволил им практиковать свою религию в качестве свободного выбора, а не политического обязательства.
Европейские страхи
Мухаммад (и многочисленные вариации этого имени) — сегодня второе по популярности имя для мальчиков, рождающихся в Британии. В Сен-Дени, заселенном преимущественно мигрантами пригороде Парижа, Мохамед — это самое популярное имя. В четырех крупнейших городах Нидерландов Мохамед или Мухаммед тоже оказался в списке лидеров. Учитывая, что среди мусульман, особенно недавних мигрантов, рождаемость заметно выше, чем в среднем в странах Европы, число новорожденных детей с именами Мухаммед, Али, Фатима или Рашида будет только расти.
Сегодня в странах ЕС проживает около 16 млн мусульман. Если бы все европейские мусульмане жили в отдельной стране, она была бы девятой по населению в ЕС, сопоставимой с Нидерландами. Более чем в десяти городах Европы, в основном это мегаполисы с многомиллионным населением, проживает свыше 100 тыс. мусульман. В Лондоне живет 650 тыс. мусульман (8% населения, за что город все чаще называют Лондонистаном), в Большом Париже — около миллиона (12%). В Брюсселе, столице Европейского Союза, мусульмане составляют около 20% населения. В британском Бирмингеме и в голландском Роттердаме на мусульман приходится почти половина населения.
По данным немецкой Федеральной службы по вопросам миграции и беженцев, на данный момент в Германии проживает около 1,8 млн лиц, исповедующих ислам. Около 800 тыс. мусульман имеют немецкое гражданство. В Австрии, по различным данным, мусульмане составляют от 4,2 до 4,9% населения, и, по подсчетам Австрийской академии наук, к 2051 году их доля может вырасти до 18%. В Швейцарии уже сегодня доля мусульман превышает 5%, только за десять лет, с 1992−го по 2002−й, их количество удвоилось. Наибольшая концентрация мусульман наблюдается в крупных городах. Так, в некоторых районах крупнейших городов Германии доля мусульман составляет 40–50%, а в отдельных школах доля детей из исламских семей достигает 90%.
При этом еще недавно мусульман в Европе было совсем немного. В 1950 году в западноевропейских странах (то есть без Балкан) жило всего 300 тыс. мусульман — буквально по несколько тысяч человек в портовых городах. Уже в 1970 году мусульман в Европе было 2,7 млн, а сегодня — в шесть раз больше.
Хотя сегодня в целом по ЕС на мусульман приходится всего 3,4%, уже к 2025 году в Нидерландах, Франции, Германии и Британии они будут составлять 10–15% населения, а к середине века — 20–25%. К 2050 году мусульманское население Европы (включая Западные Балканы) может составить 70 млн человек, или 15% всего населения.
«Разумеется, европейцы боятся ислама, — поясняет “Эксперту” специалист по исламу профессор Венского университета Рюдигер Лолькер. — В первую очередь страх вызван тем, что мусульман, чаще мусульманок, постоянно видно на улицах. Их присутствие просто невозможно не заметить. И они сами понимают, что их теперь много. Например, я видел одно интересное немецкое исследование, которое показывает, что примерно с 1980−х годов мусульмане не уступают дорогу на тротуаре встречным пешеходам. Это наблюдение сделано в Рурском районе Германии. Разумеется, сейчас это восприятие мусульман усиливается тем, что они начинают строить большие мечети — и их присутствие в Европе становится еще более зримым, теперь и с архитектурной точки зрения».
После 11 сентября 2001 года и особенно после терактов в Мадриде в 2004 году и в Лондоне в 2005−м алармистские лозунги стали звучать особенно громко. Так, французская журналистка Жизель Литтман, родившаяся в Египте в еврейской семье и пишущая под псевдонимом Бат Йе-ор («Дочь Нила» на иврите), в 2005 году издала разошедшуюся большим тиражом книгу «Еврабия», в которой предсказала поглощение Европы мусульманским миром. По ее мнению, европейские правительства заключили тайный альянс с арабскими странами Ближнего Востока и Северной Африки о создании будущего альянса, который сможет противостоять Соединенным Штатам. Для этого Европа согласилась открыть свои двери для мусульманских мигрантов, которые медленно, но верно превращают ее в часть исламского мира.
Идея Еврабии с тех пор была популяризована в политологии и в прессе, о ней писали звезда итальянской журналистики Ориана Фаллачи и американский публицист Роберт Спенсер, политик и публицист из Голландии Айяан Али-Хирси и американский историк Даниэль Пайпс. За последние годы было издано несколько десятков книг под названием «Пока Европа спала» или «Последний шанс Запада», в которых рассказывалось, как мусульманское население Европы выступает пятой колонной мирового ислама.
Исламская мозаика
«Подобные опасения не выдерживают никакой критики. Мусульмане в Европе разделены по огромному количеству признаков. Их появление в странах Европы прежде всего было вызвано экономическими причинами — мусульманская карта Европы сегодняшнего дня довольно неплохо отражает карту промышленных районов 1950–1960−х годов. Мусульмане попадали в Европу из разных стран, разными путями, они прошли через самый разный опыт. Утверждать, будто в Европе есть некая мусульманская общность, — это все равно что говорить о наличии единой христианской общности. Католики Сицилии, лютеране Швеции, православные Греции или кальвинисты Голландии — это очень разные группы, чтобы называть их неким единым термином», — сказал «Эксперту» Йорген Нильсен, профессор исламских исследований Бирмингемского университета.
Потоки мусульманской миграции 1950–1970−х отражают колониальный опыт европейских стран. Так, в Британии около 75% мусульман — выходцы (и их потомки) из Южной Азии. Половина из них — пакистанцы, по четверти — индийцы и бангладешцы. Во Франции основную часть мусульманского населения составляют выходцы из Северной Африки — из бывших французских колоний Алжира, Марокко и Туниса. В Нидерландах заметная доля мусульман представлена индонезийцами и суринамцами (что характерно, мусульман из Индии и Индонезии в Суринам привезла голландская колониальная администрация).
Те же страны, которые не имели колониальных империй, привлекали гастарбайтеров из Турции и других стран Средиземноморья. В Нидерландах и Бельгии примерно по трети мусульманского населения составляют выходцы из Марокко и Турции, в Германии на турок приходится около 70% всех мусульман. Высока доля североафриканцев в мусульманском населении Испании и Италии. Хотя в последней заметны общины албанцев, сомалийцев и арабов с Ближнего Востока.
В центре косовской столицы Приштины женщины-полицейские, одетые в брючную униформу, с интересом разглядывают в обеденный перерыв витрину магазина женского белья. На улицах совершенно нет женщин в платках, зато много девушек в мини-юбках
«Европейский ислам не существует как понятие, потому что европейские мусульмане крайне разобщены, прежде всего по национальному признаку. Если европейские страны никак не могут осуществить европейский проект, то было бы странно, если бы это могли сделать живущие в Европе мусульмане. Многие из них прежде всего идентифицируют себя как марокканцы, турки или пакистанцы и только потом как мусульмане», — рассказала «Эксперту» французский социолог Жослин Сезари, профессор Гарвардского университета и автор книги о мусульманах в Европе и США.
Национальные особенности подчеркиваются, в частности, тем, что большинство мечетей в Европе имеют ярко выраженный национальный характер — обычно они становятся центром религиозной жизни той или иной группы мусульман. «В Амстердаме турок не пойдет в марокканскую мечеть, а марокканец — в турецкую. Кроме исключительных случаев, конечно. И это несмотря на то, что и там и там имам будет читать молитвы на арабском», — рассказал «Эксперту» Мехмет Эркин, сотрудник турецкого исламского центра в Амстердаме.
Культурный ислам
Нет среди европейских мусульман и единства в религиозности. «Когда в Европе говорят о мусульманах, обычно имеют в виду мигрантов и их потомков из стран, где ислам является главенствующей религией. Основная масса так называемых мусульман Европы является в такой же степени мусульманской, как христиане Европы. Во-первых, многие чаще всего не практикуют религию, сохраняя лишь некоторые культурные традиции, которые они перенесли в Европу из страны своих предков. Во-вторых, в Европе практикуются самые разные ветви ислама, которые активно конкурируют друг с другом. Европейский ислам не монолитен, он очень мозаичен как по силе религиозности, так и по конкретным практикам и мировоззрению», — говорит Гарби Шмидт, социолог из Датского института социальных исследований в Копенгагене.
Действительно, самым распространенным типажом европейского ислама являются «мусульмане в культурном смысле» — те, кто считает себя мусульманами, но мало практикует религию. «В отличие от многих мусульманских стран в Европе у людей есть возможность выбора стиля жизни. И многие сохраняют веру как свое частное, личное дело, мало связывая себя с внешними атрибутами религии — мечетями, имамами и прочим», — говорит Ахмед Халиль, выросший в Лондоне уроженец Каира. Двадцатисемилетний юрист слишком занят своей карьерой и друзьями, поэтому в мечети бывает не чаще двух-трех раз в год.
Согласно исследованиям французских социологов, во Франции лишь 5% мусульман посещают мечети регулярно и около трети молятся каждый день хотя бы один раз. Столь низкая религиозность мало отличается от религиозности европейских христиан. Так, если к Англиканской церкви формально приписано 13,4 млн человек, то регулярно посещают богослужения лишь около двух миллионов.
Албанский флаг сопровождает албанцев до могилы, а на могилах часто можно встретить карту Косово. Здесь говорят: религия албанцев — албанство
Впрочем, на первый взгляд религиозность мусульман поражает: посещая мечети в разных городах, от Копенгагена до Бирмингема, корреспондент «Эксперта» отмечал, насколько они заполнены. В одной из мечетей Амстердама места хватило не всем, и верующие молились на улице, расстелив коврики прямо на мостовой. Благо обещанный синоптиками дождь так и не пошел. Но причина этого не столько в религиозности мусульман, сколько в нехватке мечетей.
«В Британии миллионы квадратных метров церквей, и в двадцать первом веке они преимущественно пустуют. А если и заполняются, то всего лишь туристами. В то же время мечетей — всего тысячи квадратных метров», — рассказал «Эксперту» Дэвид Мотадель, научный сотрудник Кембриджского университета.
Действительно, основная часть европейских мечетей — это молельные дома, переоборудованные из кинотеатров, складов, спортзалов, ресторанов и даже жилых домов. Специально построенные мечети, с куполами и минаретами, составляют лишь 10–15% от всех действующих мечетей в Европе (скажем, в Германии 200 из 1200 мечетей представляют собой внушительные здания с минаретами и куполами).
Так что многие жители европейских городов и не знают, что где-то по соседству есть мечеть, ведь никаких видимых ее признаков не наблюдается. Корреспонденту «Эксперта» понадобилось двадцать минут, чтобы найти мечеть среди жилых домов на тихой окраине Копенгагена: она ничем не выделялась среди соседних домов, за исключением скромной металлической таблички у двери.
Радикализация
Впрочем, идеализировать отношения мусульманских общин с европейцами тоже не стоит. Мусульмане все настойчивей претендуют на то, чтобы играть бОльшую, зачастую даже подчеркнуто особую роль. И расширение исламского влияния в Европе ведет к глубоким сдвигам.
Скажем, строительству новых мечетей мало что может помешать — даже после длительного конфликта городские власти обычно разрешают возведение новой мечети. В том же Кельне после многомесячной дискуссии власти одобрили строительство мечети с пятидесятиметровыми минаретами. Во Франкфурте не понадобилось и дискуссии. «Сорок процентов населения Франкфурта составляют мигранты. Кому это не нравится — пусть уезжает», — заявила на заседании по поводу строительства новой мечети в районе Хаузен член городской комиссии по образованию и интеграции Франкфурта иранка по происхождению Наргесс Эскандари.
Двадцать пять лет назад Наргесс Эскандари бежала от исламской революции в Германию, но сегодня некоторые политики уже начинают говорить о возможной исламской революции, грозящей Европе. Все больше немцев принимают в последние годы ислам. Если в 2005 году, по данным мусульманских союзов Германии (в стране нет единой исламской организации, и власти ориентируются на данные крупнейших союзов мусульман), в ислам перешло около тысячи немцев, то в 2006 году число так называемых конвертитов — немцев, перешедших в ислам, — возросло до 4 тыс. человек. Всего за последние годы ислам приняло около 18 тыс. этнических немцев, при этом доля католиков в населении сократилась за последние десять лет более чем на 7%, или на 2 млн человек.
Проблема в том, что именно конвертиты чаще всего исповедуют наиболее радикальные версии ислама. В сентябре прошлого года немецкие спецслужбы арестовали троих мусульман, готовивших на территории Германии крупномасштабные теракты. Для нападения на аэропорт Франкфурта и на американскую авиабазу в Рамштайне террористы заготовили несколько сотен килограммов взрывчатых средств. Двое из троих террористов были этническими немцами, принявшими ислам.
Политический ислам не стал серьезной объединительной силой мусульман в Европе. Они остались разделены по ветвям ислама, по странам происхождения и по регионам проживания
Весной этого года по подозрению в подготовке терактов немецкая полиция также арестовала девять исламистов, и власти не сомневаются, что среди немецких конвертитов еще достаточно нераскрытых террористов. «Нет никакого сомнения, что конвертиты склонны к радикализму гораздо больше, чем мусульмане, выросшие в мусульманских семьях, — заявил после ареста первых подозреваемых тогдашний министр внутренних дел, а сейчас премьер-министр Баварии Гюнтер Бекштайн. — Своим радикализмом они пытаются самоутвердиться в новой религии и заслужить необходимый авторитет».
Особенно силен интерес к религии у мигрантов второго поколения, родившихся в Европе и чаще всего имеющих местное гражданство. «Этот феномен наблюдается не только среди мусульман. Первое поколение мигрантов тихо, бессловесно и зажато. Второе же поколение хочет получить больше прав, иметь свой голос. Оно открывает для себя и религиозные группы, чтобы получить чувство принадлежности к общему делу, чувство “родины”. Старая родина стала им чужой, новая не предоставила возможностей закрепиться в социуме. Поэтому бездомная душа стремиться закрепиться там, где, как ей кажется, можно найти солидарность», — говорит «Эксперту» профессор Хайнц Нуссбаумер, австрийский специалист в области ислама, долгие годы работавший советником по связям с исламским миром у президентов Австрии.
Провалы интеграции
Один из самых ярких примеров провала интеграции второго поколения европейских мусульман — история жизни Мохаммада Сиддика Хана. Его отец был одним из тысяч пакистанцев, которые покинули родину, чтобы перебраться на работу на швейной фабрике в Англии. Родившийся в 1974 году Мохаммад вырос в пригороде Лидса, окончил школу и колледж, женился (причем выбрал жену сам, а не последовал выбору родителей), нашел работу в молодежном центре. Казалось бы, все отлично, интеграция состоялась. И вдруг в июле 2005 года он отправился в Лондон, где вместе с тремя сообщниками взорвал себя в подземке. Лондонский теракт унес жизни 56 людей.
«Этот случай, хотя и крайне редкий, показывает возможную траекторию жизни европейских мусульман, особенно второго поколения мигрантов, которое потеряло связь с родиной, но так и не смогло интегрироваться в новой среде. Радикализация некоторой части молодежи показывает серьезный поколенческий аспект социальных и этнических напряженностей и конфликтов в современной Европе», — говорит Амель Бубекер из Ecole Nationale Superior. Причем сейчас, когда среди мусульман молодежи значительно больше, чем среди основного населения европейских стран, этот конфликт становится все острее.
В Британии на молодежь до 16 лет приходится 20% населения, но среди мусульман этот показатель составляет 38%. В Дании на мусульман приходится всего 3,8% населения, но около 10% всех детей, рождающихся в стране, и 25% рождающихся в столице, в Копенгагене. В Амстердаме, Гааге и Роттердаме мусульмане составляют 60% населения моложе 20 лет.
Городское и пригородное, живущее в блочных высотках на бедных окраинах, молодое мусульманское население все больше чувствует конфликт с находящимся в среднем или пожилом возрасте белым населением.
«Этот конфликт, имеющий экономические и социальные причины, окрашивается в религиозные тона. Причин тому много, и главной из них является недостаток образования, которое, с одной стороны, ограничивают жизненные возможности мигрантов и их потомков, а с другой — делает их подверженными радикальной пропаганде экстремистов», — рассказывает Джон Сноу из университета Брэдфорда.
Для мусульманской молодежи ислам становится серьезным маркером культурной идентичности, который несет элементы контркультуры и противопоставления окружающему миру. Тогда как собственно мусульманские практики и традиции уходят на второй план. Согласно соцопросам, 85% молодых мусульман во Франции не исполняли пять основных заповедей, предписанных Кораном, ограничиваясь лишь отказом от свинины и алкоголя.
В Британии на молодежь до 16 лет приходится 20% населения, но среди мусульман этот показатель — 38%
В разных европейских странах борьба с молодежным исламским радикализмом, который иногда ведет к конфликтам и преступности, проходит по-разному. Во Франции правительство Николя Саркози пытается использовать эффект примера. Так, назначение Рашиды Дати, дочери мигрантов из Северной Африки, «секулярной мусульманки», на пост министра внутренних дел стало попыткой создать положительный пример для молодых французских мусульман. Но, по мнению опрошенных «Экспертом» специалистов, такого шага будет недостаточно, чтобы разрешить социально-экономические проблемы отчуждения мусульманской молодежи от мейнстрима европейского общества.
«Для этого понадобятся серьезные экономические реформы, а также отказ от расовой и национальной дискриминации, которая создает недовольство по религиозному признаку. Ведь во Франции на работу не берут араба Али, а в Нидерландах — турка Орхана. Но и тот и другой часто думают, что их дискриминируют из-за религии», — полагает Амель Бубекер.
Левый эрзац
Исследователи ислама полагают, что во многом европейский исламский радикализм сегодня является заменой вышедших из моды левацких идей и выходом для социального недовольства.
«Радикальная версия ислама, джихадизм, стала крайне привлекательной для целых социальных групп. Например, для заключенных тюрем радикальный ислам очевидно привлекателен, — рассказывает Рюдигер Лолькер из Венского университета. — Молодые заключенные часто рассматривают радикальный ислам как захватывающий мир, противостоящий государству. Существуют крайне интересные истории того, как заключенные приходят к исламу. Например, французские социологи проводили интервью с заключенными-джихадистами, которые признавались, что они осознали себя мусульманами после того, как, будучи простыми мелкими преступниками, задумались о роли секса в рекламе и пришли к выводу о порочности потребительского общества. Вообще существующая в криминальных кругах культура риска очень легко трансформируется в джихад, особенно если в банду попадает исламистский вербовщик. Примерно так же раньше поступали вербовщики из леворадикальных кругов. Рост привлекательности джихадизма наблюдается на фоне снижения привлекательности левого экстремизма — марксизма-ленинизма, маоизма и так далее. Есть примеры того, как европейские левые радикалы, попавшие в тюрьму за нападение на американские объекты, принимают ислам и объявляют себя джихадистами. Джихадисты используют целый блок идей, характерных для левых радикалов семидесятых годов, лишь немного их переиначив. На место мировой революции пришел мировой джихад, на место борьбы с американским империализмом — борьба с Большим Сатаной, борьба с сионизмом заменена борьбой с Израилем. Борьба с потребительским обществом осталась практически без изменений».
Удивительным образом популярность ислама в Европе стала резко возрастать после событий 11 сентября в Нью-Йорке. «После сентября 2001 года интерес швейцарцев к исламу возрос многократно. Думаю, потому, что люди теперь гораздо больше слышат про ислам в СМИ и хотят разобраться в этой проблематике сами. Эти люди приходят в мечеть, покупают книги про ислам. В 2001 году мы продали столько Коранов, сколько не продавали никогда раньше. Разумеется, многие из тех, кто пришел в мечеть и прочитал книги, решают перейти в ислам», — говорит имам мечети Махмуда в Цюрихе Ахмед Садакат.
Мечеть Махмуда — старейшая в городе. В 1963 году это здание с куполом и высоким минаретом торжественно открыли в присутствии мэра Цюриха и президента Генеральной Ассамблеи ООН. Сегодня она привлекает большое количество швейцарцев, желающих принять ислам: всего за последние годы в ислам обратилось около 20 тыс. человек, и многие из них прошли через мечеть Махмуда. Впрочем, не все задержались здесь, признается Ахмед Садакат. «Например, однажды в нашу мечеть пришли два молодых человека, им было около двадцати трех-двадцати пяти лет. Они сказали: мы хотим перейти в ислам. Я дал им книг и посоветовал прийти через некоторое время, подумав еще раз. Они пришли через пару недель и попросили принять их в общину. Так они стали членами общины, приходили каждую пятницу на молитву, но через некоторое время стали выражать неудовольствие. “На проповедях мы слышим слишком много о любви, но любовь не панацея от проблем. Мы хотим сильного ислама”, — сказали они мне. Еще через некоторое время они покинули нашу общину и присоединились к какой-то другой».
Вместо Маркса
До конца 1980−х, несмотря на уже вполне заметный размер мусульманской общины, мусульманские лидеры в Европе вели себя очень тихо. Большинство мусульман считали себя либо мигрантами, либо временными жителями, которые могли рассчитывать на то, чтобы когда-нибудь вернуться на родину. Даже во время арабо-израильских войн 1967−го и 1973 годов среди мусульманского населения Европы практически не наблюдалось никакой политической активности.
Иммигранты, вне зависимости от вероисповедания, предпочитали просто поддерживать партии левого толка, поскольку эти партии выступали против расизма и национализма. Еще до 1970−х британские мусульмане (которых местное население мало отличало от индусов) определяли свое отличие от большинства через расу, а не религию. В Германии и Нидерландах это были турки, а во Франции — алжирцы и марокканцы. Поэтому формально мусульманское (при этом нередко секулярное и антиклерикальное) мигрантское население поддерживало партии социалистов и коммунистов.
«Во многом это отражало процессы в самих мусульманских странах. До конца семидесятых исламизм связывался с реакционными монархическими режимами типа Саудовской Аравии, которая очень сильно отличалась от модернистского национализма в Египте Насера или революционного социализма, которые были весьма популярны во многих странах Ближнего Востока в то время», — рассказывает Дэвид Мотадель из Кембриджского университета.
Но с тех пор произошли две серьезные перемены. Первая коснулась собственно мусульманского мира: секулярные режимы в мусульманских странах и связанная с ними политика часто дискредитировали себя. С другой стороны, нефтяной кризис резко повысил доходы традиционных монархий Саудовской Аравии и соседних стран. Исламская революция в Иране в 1979 году сделала ислам политическим — возникло первое теократическое государство в мусульманском мире.
Вторая перемена — сдвиг политического баланса в Европе. «С кризисом социалистической системы в СССР и Восточной Европе в конце восьмидесятых левая идея в Европе очень пострадала. Если в семидесятых она представляла собой серьезную альтернативу мейнстриму, то к девяностым это уже было не так. Во-первых, социализм дискредитировал себя из-за коллапса Советского Союза. А во-вторых, многие элементы левой идеологии — права рабочих, феминизм, политкорректность, борьба за окружающую среду, борьба с расизмом и национализмом и так далее — прочно вошли в западный политический мейнстрим», — рассказал «Эксперту» Майкл Керр, политолог из Лондонской школы экономики.
Вакантное место протестной идеологии пустовало недолго. Его стали быстро заполнять идеи политического ислама, импортированные из мусульманских стран мигрантами. Развитие технологий (спутниковое телевидение, распространение интернета и электронной почты) упростили и ускорили передачу радикальных идей в Европу. Как отметил французский социолог Оливье Руа, «когда левая идея потерпела коллапс, на ее место заступили исламисты. Ислам заменил марксизм как идеологию протеста против существующего порядка вещей». Тогда же в Европе появилось заметное число христиан и атеистов, переходящих в ислам.
Благодаря свободе слова радикальные имамы получили в Европе такую свободу, которая и не снилась им в родных странах. Европа оказалась самым радикализованным регионом мусульманского мира
В своей чистой форме политический ислам получил влияние лишь среди небольшого числа европейских мусульман, но это очень активная часть мусульманской общины. Первой пробой сил для политического ислама в Европе стала кампания протеста против «Сатанинских стихов» Салмана Рушди в 1989 году. «Именно тогда британские мусульмане перестали идентифицировать себя исключительно как “выходцы из Южной Азии”, заменив главный маркер своей идентичности на “мусульмане”«, — рассказал «Эксперту» Филипп Льюис, профессор социологии из университета Брэдфорда на севере Англии, одного из главных мусульманских центров в Британии.
Тенденция к политизации ислама укрепилась благодаря тому, что в Европе осели многие исламисты из мусульманских стран, которых преследовали в своих странах. Лондон в последнее десятилетие стал играть ту роль в политической жизни Ближнего Востока, которую Бейрут играл до начала гражданской войны в Ливане в 1975 году. Именно в Лондоне, а не в Дамаске, Багдаде или Эр-Рияде оказалось возможным обнаружить представителей различных течений в исламе — от консервативных ваххабитов и салафистов до любящих мистицизм суфистов, а также сторонников умеренного ислама или секуляризма. В Лондоне был основан первый Комитет экс-мусульман в Европе, в который вошли те бывшие мусульмане, которые настаивали на праве выйти из религии (что, с точки зрения многих приверженцев ислама, является серьезным, если не смертным грехом).
«Эта ситуация оказалась нова для мусульман. Серьезные интеллектуальные дебаты не были характерны для исламского мира на протяжении столетий, когда имамы были вынуждены обслуживать требования государств. Но в Европе ограничения на дебаты и свободу слова были сняты, что создало совершенно новую ситуацию. Радикальные имамы больше не нуждались в том, чтобы оглядываться на власть, пропагандируя свои идеи. Европа оказалась самым радикализированным регионом мусульманского мира», — рассказывает Гарби Шмидт. То, что именно здесь происходят самые массовые митинги против конфликта в Палестине, вторжения западной коалиции в Ирак или во время скандала с датскими карикатурами в 2006 году, отчетливо это демонстрирует.
При этом политический ислам не стал серьезной объединительной силой среди мусульман в Европе. Они как были разделены своими ассоциациями — по странам проживания (Франция, Британия, Германия), по странам происхождения (Турция, Марокко, Бангладеш), по конкретным ветвям ислама, так и остались. Никаких политических партий, объединяющих мусульман не только в рамках ЕС, но в даже рамках отдельных стран, так и не появилось. Но это лишь упрощает работу исламских радикалов, монополизирующим, таким образом, идею общеисламского джихада.
Война мечетей
«Европейские мусульмане постоянно оказываются в условиях конкурирующего давления. Силы внутри европейских стран пытаются призвать их к восприятию тех обществ, в которых они живут, в то время как международные факторы настраивают их на мировые и панисламские настроения. Имамы и религиозные институты особенно активно пытаются влиять на умы европейских мусульман. Во-первых, потому, что они больше заинтересованы в поддержании связей с мусульманскими странами. Во-вторых, потому, что ряд стран Ближнего Востока активно финансирует строительство и поддержание мечетей, медресе и исламских культурных центров», — рассказала «Эксперту» Ютте Клаузен, датский социолог, сейчас работающая в американском университете Brandeis.
Действительно, по всей Европе правительства мусульманских стран и неправительственные организации и фонды активно конкурируют за влияние среди европейских мусульман. Их деятельность влияет на те конкретные формы ислама, которые распространяются в Европе, а также на политическую активность европейских мусульман.
«Европа стала полем битвы между правительствами Саудовской Аравии, Турции, Алжира, Марокко и Пакистана за умы мусульман. Европейские правительства всегда закрывали на это глаза, потому что боялись вмешиваться. Более того, еще до конца 1990−х мышление в Европе было основано на идеологии холодной войны, поэтому европейские правительства видели угрозу лишь в социализме, но не в исламе. С их точки зрения, исламская Саудовская Аравия была меньшим злом, нежели проповедовавшие квазисоциалистические идеи Сирия или Ирак», — рассказывает Амель Бубекер из парижской Ecole Nationale Superior.
В результате самые сильные позиции в плане контроля мечетей и исламских центров в Европе сегодня оказались у Саудовской Аравии, которая еще в 1962 году основала Всемирную мусульманскую лигу для распространения консервативной ваххабистской версии ислама. Нефтяной бум 1970−х, а затем и 2000−х дал саудовскому королевству, на земле которого находятся священные для мусульман Мекка и Медина, средства на активную экспансию за рубежом, прежде всего в Европе.
Европейские журналисты регулярно проводят расследования деятельности мечетей, финансируемых на саудовские средства. Как рассказал в телевизионном расследовании «Панорама» на британском канале BBC один из бангладешских имамов, мечеть которого в восточном Лондоне была построена на средства Всемирной мусульманской лиги, «когда Саудовская Аравия дает в одну руку деньги на строительство мечети, во вторую она дает список того, о чем нужно говорить верующим, а о чем нет».
Саудовская Аравия стала одним из главных спонсоров европейского ислама, она построила около 700 мечетей и мусульманских центров в европейских странах, от Норвегии до Боснии. Король Саудовской Аравии лично выделил средства на Оксфордский центр исламских исследований, здание которого, с мечетью и минаретом, в 2007 году было построено в центре Оксфорда с его готической архитектурой. На саудовские деньги были возведены Большая мечеть Лиона, исламские центры Лондона, Эдинбурга, Женевы, Рима и Мадрида.
Некоторые из исламских мыслителей в Европе занимаются тем, что вырабатывают взгляды на жизнь мусульман в неисламском окружении. Они разрушают мечты радикалов, полагающих, что целью ислама в Европе должно стать превращение «мира неверных» в «мир ислама»
Но Саудовская Аравия, несмотря на свою щедрость, не обладает монополией на контроль европейского ислама. Секулярные правительства Алжира, Марокко и Турции активно используют финансируемые ими мечети в Европе для того, чтобы уменьшать радикализм среди сообществ мигрантов в европейских странах. Эти страны и их министерства по религиозным вопросам тщательно отбирают имамов, которые затем курируют мечети и религиозные школы за рубежом. Алжир и Марокко контролируют более половины мечетей во Франции, предоставляя своим бывшим гражданам свою, менее «консервативную», чем саудовская, версию ислама.
Власти Турции проявляют активность через Директорат по религиозным вопросам (известный по своей турецкой аббревиатуре DITIB), особенно в Германии, Бельгии и Нидерландах. Секулярный характер Турецкой Республики находит отражение в очень умеренной трактовке ислама, которую проповедуют (как в Турции, так и в странах Европы) турецкие имамы, получающие зарплату из госбюджета Турции.
По всей Европе между мечетями, финансируемыми из-за рубежа, происходят идеологические конфликты. Иногда они переходят даже в физические. Например, в парижском пригороде Эври марокканские имамы смогли получить контроль над местной мечетью и избавиться от алжирских имамов только после того, как марокканцы избили алжирцев металлическими прутьями.
Из-за того что европейские имамы назначаются из-за рубежа, исламские лидеры оказываются наименее интегрированными в европейское общество. Во Франции, например, лишь 4% профессиональных имамов являются гражданами страны. Проблемы интеграции касаются не только имамов.
«У всех иностранных организаций в Европе есть одна общая черта — они в целом разделяют нежелание того, чтобы мусульманские мигранты и их потомки слишком легко и просто ассимилировались или интегрировались в европейское общество. Иностранные имамы активнее всего выступают против того, чтобы мусульманские дети ходили в государственные школы», — говорит Жослин Сезари.
Мусульмане нежелательны
Как это ни парадоксально, радикализации мусульман способствует и непродуманная политика и непроизвольная реакция европейского социума. И наибольшей дискриминации подвергаются как раз наиболее интегрированные мусульмане. Именно от них — образованных и работающих на должностях, требующих высокой квалификации, — общество требует отказа от самоидентификации. Совершенно игнорируется тот факт, что основные проблемы, приписываемые исламу: насильственное замужество, неравноправие полов и прочее — распространены среди социальных низов исламской общины. Образованные мусульмане искусственно загоняются на низкооплачиваемые работы или вынуждены эмигрировать.
Жительница Франкфурта Элиф Коч — этническая турчанка, родившаяся и выросшая в Германии. Сейчас тридцатилетняя Коч получает во Франкфуртском университете второе высшее образование и должна готовиться к сдаче выпускного экзамена. Однако ее мечта стать учительницей английского языка может и не сбыться. Причина тому — платок-хиджаб, который носит правоверная мусульманка Коч. По этой причине министерство образования земли Гессен просто не допускает ее к выпускным экзаменам.
«Чтобы быть допущенным к выпускному экзамену, каждый студент должен пройти двухгодичную практику, — рассказывает Элиф Коч. — К заявлению на прохождение практики прикладывается фотография, разумеется, на ней я в хиджабе. Так вот, я получила ответ из службы педагогического образования, и в нем говорится, что хиджаб “противоречит христианской традиции абендланда”. Получается, что, хотя я еще и не учительница, мне все равно запрещено появляться в школе, а если я не пройду практику, то я не могу быть допущена к экзамену».
Элиф Коч говорит на гораздо более чистом немецком языке, чем многие этнические немцы. Она имеет опыт работы преподавателем языка в Великобритании — там Коч проходила зарубежную практику. Но она не может работать в школе, пока не откажется от своей веры и не снимет платок. «Я ношу платок с восемнадцати лет, — продолжает Коч. — Мои родители были очень либеральны, они не говорили нам, что нам делать. Моя мама даже отговаривала меня от хиджаба, говорила, что у меня могут быть проблемы в школе. Но я уверена, что мусульманка должна носить его. И я не понимаю, почему хиджаб должен вызывать страх. В конце концов, я выросла в христианском обществе, но стала мусульманкой, так почему дети должны стать мусульманами только потому, что учительница носит платок? Я думаю, что дискуссия о платках в школе отражает существующий в обществе страх. Кому-то выгодно провоцировать страх перед исламом. Но об этом страхе не говорят, и агрессия выплескивается на платок как на символ. Этим людям он режет глаз. Я много раз сталкивалась с этим. Например, однажды мой зубной врач спросил меня: “А что, после университета вы собираетесь на родину?” И что я ему должна была ответить? Я родилась в Германии, у меня немецкое гражданство, а страну своих предков я знаю только как место проведения отпуска».
Раздражение Элиф Коч можно понять. Хотя на словах немецкое государство декларирует равенство религий, на деле мусульмане являются дискриминируемым меньшинством. Запрет на ношение хиджаба учителями, принятый под предлогом гарантируемого законом отделения церкви от государства, удивительным образом не затрагивает представителей христианских церквей. Католические монахини, ведущие в ряде государственных немецких школ вполне светские предметы, например математику, могут и дальше приходить на занятия в хабитах своих орденов. Так, конституционный суд Баварии, комментируя применение норм закона о запрете религиозных символов в школах, четко заявил, что под запрет попадает только исламский хиджаб, а католический хабит «является частью христианской культуры абендланда» и поэтому без проблем «может быть интегрирован в систему школьного образования».
Германия до сих пор остается страной, где христианские церкви равнее других религий. Так, колокольный звон, в отличие от крика муэдзина, не подпадает под запрет шума в поздние часы. Практически каждое воскресенье полугосударственные немецкие телеканалы транслируют католические и протестантские богослужения. По настоянию католической церкви воскресенье до сих пор остается днем, в который магазинам запрещено вести торговлю. Протестантская и католическая церкви управляют собственными школами, детскими садами и больницами, а государственная налоговая служба собирает с верующих специальный церковный налог.
«Мусульмане чувствуют, что с ними обращаются не как с равноправными. И это вызывает раздражение», — резюмирует профессор Рюдигер Лолькер.
По словам Элиф Коч, даже имея один университетский диплом, она не смогла устроиться ни на одну достойную должность. В конце концов ей пришлось подрабатывать в колл-центре. Сейчас Коч всерьез думает о том, чтобы эмигрировать в Великобританию. Там она сможет завершить педагогическое образование и начать работать преподавателем — уже не английского, а немецкого языка. Если бы мусульманка Коч не поставила себе амбициозную цель заниматься квалифицированной работой, а довольствовалась бы жизнью в социальном низе, таких проблем у нее не возникло бы.
Исламская реформация?
Европа сегодня стала местом интенсивного соприкосновения Запада и ислама. Новые средства коммуникации, широкий доступ к новостям, возможность передвигаться и общаться — все это создает огромное напряжение в отношениях с мусульманам. Это играет на руку радикальным сторонникам политического ислама, но это же создает и принципиально новые возможности для трансформации ислама.
«Европа сегодня играет для ислама ту роль, которую либеральные Нидерланды играли для Европы в эпоху Просвещения. В течение ста лет после 1660 года Нидерланды являлись территорией свободы, где могли селиться те, кто был изгнан из своих стран за слишком радикальные идеи», — поделился с «Экспертом» своим предположением Марсель Мауссен, политолог из Амстердамского университета.
Таким образом, в сегодняшней Европе исследователи ислама (как религиозные, так и нет) могут критиковать и анализировать Коран точно так же, как столетия назад их предшественники критиковали и анализировали Библию и Тору. Сегодня многие мусульманские исследователи уже признают, что Коран (как и Библия) создавался на протяжении долгого исторического периода на основе ряда источников. Такой подход противоречит взгляду, распространенному на Ближнем Востоке: Коран был надиктован Богом Пророку в VII веке нашей эры.
Результатом подобной критики и анализа мусульманских текстов стало появление целого ряда исламских мыслителей, которые формируют новую, европейскую версию ислама. Среди них Хамид Абу-Заид, который был вынужден покинуть Египет и перебраться в Нидерланды, где преподает в университетах Утрехта и Лейдена. Во Франции работает сирийский ученый Басам Таххан, пытающийся сформулировать «протестантский ислам». Он, в частности, утверждает, что «читать Коран рационально — значит признавать, что Коран открыт к интерпретации и может иметь множество значений».
Некоторые из исламских мыслителей в Европе занимаются тем, что вырабатывают взгляды на жизнь мусульман в неисламском окружении. Таким образом они разрушают мечты радикалов, которые полагают, что целью ислама в Европе должно стать превращение «мира неверных» в «мир ислама». Например, работающий в Германии социолог Басам Тиби призывает европейских мусульман принять условия «ведущей культуры» — культуры большинства, в которой они оказались в результате иммиграции в Европу. С его точки зрения, это означает признание в качестве высших ценностей свобод личности.
«Коллективная идентичность граждан сообщества должна стоять выше религиозной идентичности. Конечно, религию можно практиковать в частном порядке, но в рамках общества должно оцениваться только гражданство», — утверждает он. Таким образом, через подобную идеологию, считает Тиби, можно найти базу для объединения мусульман и христианско-атеистического большинства населения Европы.
Похожие идеи высказывает и научный сотрудник Оксфордского центра исследований ислама Тарик Рамадан, которого в последние годы все чаще называют идеологом реформированного европейского ислама. Журнал Time включил его в число ста наиболее влиятельных интеллектуалов XXI века, а газета The Washinton Post назвала его мусульманским Мартином Лютером. Тарик Рамадан, в частности, утверждает, что европейские мусульмане не должны чувствовать конфликта между своей религией и новой родиной. «Сегодня мусульманская идентичность является ответом на вопрос “почему?”, в то время как национальная идентичность — это ответ на вопрос “как?”, поэтому было бы абсурдно и глупо ожидать, что географическая привязка к некоей стране решает вопросы о причинах бытия», — утверждает Рамадан. Даже о себе он говорит: «В своем сознании я египтянин, в своем гражданстве я швейцарец, а в своей вере я мусульманин», не видя конфликта между разными компонентами своего самоопределения.
Сторонники европейского, реформированного ислама настаивают на важности секуляризма и светского характера государства, поскольку это то, что позволяет исламу существовать в европейском контексте. Один из наиболее известных мусульманских философов Сохейб Беншейх из Марселя утверждает, что «благодаря секуляризму ислам может иметь равные права с католицизмом. Мы можем взаимодействовать с французской культурой, основанной на католицизме, сохраняя нашу собственную духовность и исламские ценности».
Исламский евро
Пока же наиболее эффективно интегрируют мусульманское население европейские банки и страховые компании. Именно эти финансовые институты активнейшим образом работают над оказанием услуг, соответствующих требованиям исламской теологии. Основой исламского банкинга является запрет на проценты — как по вкладам, так и по кредитам. Для того чтобы кредитование соответствовало требованиям Корана, исламские финансисты создают дополнительные конструкции. Например, в случае ипотечного кредитования банк и клиент создают партнерство, выкупающее дом. Впоследствии клиент по частям приобретает у банка дом, выплачивая по факту первоначальную стоимость плюс проценты, но не нарушая при этом требования шариата.
«В Великобритании эта конструкция подвергалась двойному налогообложению, потому что формально собственность дважды переходила из рук в руки, — рассказывает “Эксперту” специалист по исламскому банкингу эксперт компании Booz & Co. Филипп Вакербек. — Поэтому власти Великобритании сказали: мы хотим, чтобы у нас был этот продукт, мы хотим сделать Лондон привлекательным, в том числе для исламского банкинга, — и отменили двойное налогообложение для таких сделок».
Сегодня подразделения, которые оказывают не противоречащие Корану финансовые услуги, есть у немецких Deutsche Bank и Allianz, британских HSBC и Lloyds, австрийских Raiffeisenbank и Erste Bank. «Тема исламского банкинга достаточно нова, хотя отдельные его элементы, например запрет процентной ставки, прямо записаны в Коране, — говорит Филипп Вакербек. — Первый исламский банк был основан в шестидесятые годы в Египте с участием немецких сберегательных касс. Тогда египетский банкир, имевший опыт работы с некоммерческими немецкими банковскими организациями, попытался основать исламский банк. После этого на рынке появился Dubai Islamic Bank. Самой большой проблемой было создать такие конструкции, которые отвечали бы требованиям шариата, но одновременно сохраняли конкурентоспособность. В последние годы этого удалось достичь. Теперь исламский банкинг связан с низкими издержками, он стал конкурентоспособным. Дело в том, что этим вопросом занимается множество экономистов. Если лет десять назад специалистов почти не было, то теперь практически в каждом университете есть возможность изучать исламский банкинг. Западное общество очень заинтересовалось этой темой. Крупные европейские финансовые институты уже много лет используют свои финансовые ноу-хау, чтобы разрабатывать продукты, отвечающие требованиям шариата. И к ним приходит международное признание. Так, Allianz признан исламским страховщиком года в Индонезии. Deutsche Bank тоже получил награду за свою деятельность в этой сфере».
Исламская община как в Европе, так и за рубежом — крайне интересная сфера деятельности для европейских банков. По подсчетам Booz & Co, за последние пять лет объем рынка исламского банкинга рос в среднем на 15–20% в год, а некоторые сферы деятельности на этом рынке показывали еще более активный рост.
«Мы не видим причин того, что этот рост должен замедлиться. Доля исламских финансовых услуг и продуктов даже в исламском мире составляет пока около 15 процентов рынка, но все больше и больше мусульман хотят пользоваться исламским банкингом. Сейчас эта сфера еще очень мала, активы исламских банков во всем мире насчитывают около пяти миллиардов долларов, а объем страховых премий исламских страховок — около трех миллиардов долларов. Если сравнить с глобальным объемом страховых премий — от трех до четырех триллионов долларов, то видно, насколько велик потенциал роста. К тому же исламский банкинг более прибыльный. По сравнению с обычными банковскими услугами исламский банкинг выгоднее, в частности благодаря запрету на получение процентов со счета. Поэтому деньги клиентов лежат практически на беспроцентном текущем счете. При этом банк все равно зарабатывает, например с помощью партнерств», — констатирует г-н Вакербек.
Важно и то, что живущие в Европе мусульмане более экономные, чем европейцы. В среднем живущая в Германии турецкая семья экономит на 10% больше денег, чем зарабатывающая столько же немецкая семья, — эти деньги турецкие мусульмане готовы вкладывать в исламские банки. Фактически основным тормозом для развития исламского банкинга является обязательное требование к наличию в банке специального «шариатского совета директоров», членами которого могут быть только дипломированные специалисты по шариату, окончившие один из немногих исламских университетов.
«Всего в мире есть около пятидесяти таких ученых, которые не только знают шариат, но и разбираются в финансовых операциях. Они окончили уважаемые университеты: например, университет Аль-Аксы в Египте или школы в Саудовской Аравии и Малайзии. Неудивительно, что порой они одновременно заседают в наблюдательных советах сорока разных банков. Конечно, это самая большая проблема, самое узкое место. И это самые высокооплачиваемые специалисты в исламском банкинге», — поясняет Филипп Вакербек.
Впрочем, мало кто сомневается, что вскоре специалистов по исламскому банкингу на рынке будет больше. В том числе благодаря европейским банкам, активно работающим в этой сфере и стимулирующим ее развитие.
Структура мусульманского населения отдельных стран Европы кранйе неоднородна
Группа поддержки
Все чаще этнические меньшинства становятся инструментами зарубежного влияния на внутреннюю политику стран Евросоюза. Только в Германии проживает около 2,5 млн турок, 700 тыс. из которых имеют немецкое гражданство, а следовательно, могут голосовать на выборах.
Греческий транзит
Ежегодно в Грецию прибывает более 100 тыс. нелегальных мигрантов из исламского мира. Большинство из них намеревается перебраться дальше: в Италию, Германию и Великобританию.
Албанство вместо ислама
Опыт сосуществования православных сербов и мусульман-албанцев показывает: национальная рознь куда разрушительнее, чем религиозная.
Охотники за минаретами
Ульрих Шлюэр — один из главных противников роста влияния ислама в Швейцарии. Бывший мэр города Флаах, сегодня Шлюэр возглавляет движение за запрет возведения минаретов и издает консервативную газету. «Политические и правовые нормы ислама, нормы шариата входят в прямое противоречие со швейцарскими законами.
«Мусульманам не следует перегибать палку»
Об отношениях немецких католиков с мусульманской общиной рассказывает католический епископ Гамбурга и председатель комиссии по межрелигиозному диалогу Ханс Йохен Яшке.
expert.ru, 29.09.08
Похожие статьи:
Политика → Молдова: Долгий путь в Европу
Европа → ЕС упрощает визовый режим для России
Европа → Евросоюз принял на саммите в Брюсселе программу "Восточного партнерства"